[korvin-san]

25.06.2010 в 04:36

Пишет  Безумный Полип:

Обещанный ангст-про-Санджи
Я, наверное, никогда не смогу это нормально закончить. Так что сдаюсь, и вот.(

Название (в кои-то веки): Верблюжья колючка
Фендом: Ван Пис
Тип: слэш
Рейтинг: R
Пейринги: ЗороСанджи (односторонний), ЗороЛуффи
Жанр: ангст
Отречение: отрекаюсь
Предупреждения: почти бессюжетица, много букв, розовые сопли. Санджи-центрик (кажется, это так называется .___.). И все-таки получились ошметки Т.т

«Мелкий, - почти доверительно сказал когда-то Зефф, наклонившись к Санджи и усмехаясь даже не насмешливо, - в тебе как-то уж слишком много любви, знаешь?».
«Любви не бывает слишком много!» – четырнадцатилетний, кажется, Санджи гордо задрал подбородок, совершенно уверенный в своей правоте. Он уже тогда великолепно умел задумчиво глядеть исподлобья, целовать прекрасным леди кончики пальцев и всего парой фраз добиваться того, чтобы их кавалеры выглядели напыщенными ослами. Леди мило краснели, хихикали, стреляли глазками в кавалеров и были совершенно очаровательны – каждая из них, без исключения, и в каждую Санджи влюблялся пылко, безмерно и на века.
Ну, то есть, до следующей прекрасной леди.
«Идиот», - припечатал Зефф. И больше ничего не сказал, и разговоров о любви с Санджи не заводил, предоставив разбираться со своим идиотизмом самому.
Больше всего Санджи в этом старике раздражало – и продолжает раздражать, хоть между ними уже и половина Гранд Лайна, - то, что тот всегда, в любой ситуации оказывался прав. Какой бы бред, по мнению Санджи, Зефф ни нес, этот бред каким-то образом оказывался потом единственно правильным, и вовсе непонятно было, как Санджи умудрился этого вовремя не понять. Старикану, правда, всегда хватало такта не злорадствовать по этому поводу – может, он просто считал, что у Санджи и собственные мозги есть, чтобы со всем справиться…
Просчитался. Если судить по тому, чему Санджи позволил случиться, мозгов у него не больше, чем у какой-нибудь устрицы, жалкой и беззащитной даже в своей скорлупе.
Будь у него мозги, он бы сбежал из этой безумной команды при первых признаках беды – и плевать, что сбежать от Луффи невозможно в принципе, он бы наверняка сумел что-нибудь придумать. Но нет же, остался ради мечты своей, ради данного капитану и остальным обещания, ради божественной Нами-сан, в конце концов… и накликал.
Накликанное выросло практически из ничего, как вырастает в пустыне из мертвого песка какая-нибудь верблюжья колючка. Без нормальной земли, почти без воды, как будто сама по себе, она разрастается все больше и больше, расцветает ядовито-ярким цветом, безжалостно раня любого, кто окажется рядом.
«Отлично, - хмыкнул, помнится, Санджи про себя, когда это сравнение впервые пришло ему в голову. – У всех – любовь как любовь, а у меня колючка верблюжья».
Впрочем, чего и ждать – от такой-то… любви.

…

Поначалу, конечно, никаких колючек не было. Было удивление пополам с разочарованием, когда легендарный враг, демон во плоти, гроза пиратов Ророноа Зоро (не имя, а сплошное рычание, зверь он, что ли?), - оказался его ровесником, да к тому же еще и ленивым высокомерным маримо с каменной рожей и идиотскими принципами. Силища у него, конечно, уже тогда была невообразимая, и это внушало какое-то подобие уважения…
Но мало ли сильных. Санджи вот тоже был далеко не слабаком, и наверняка мог уложить Маримо на лопатки, просто случая не представилось проверить: они тогда не доводили до конца ни одну свою драку, хотя дрались непрерывно. Их постоянно кто-то разнимал, отвлекал, или у Луффи появлялась очередная гениальная идея, с которой надо было немедленно бороться, - в общем, все их драки и перепалки сводились к ничьей, и потому казалось, что силы равны.
В принципе, Санджи мог бы заподозрить неладное уже тогда, но тогда у него еще была куча других забот, помимо Зоро.
До какого-то момента он вообще думал, что у лица Маримо есть только два выражения – просто угрюмое и сонно-угрюмое. На большее этот придурок, кажется, был не способен, он даже ругался (и неплохо, между прочим, ругался) с все тем же угрюмым, равнодушным, презрительным видом, приводившим Санджи в ярость вернее любых слов.
А потом, уже когда прекрасная Нами-сан была спасена, Санджи как-то раз увидел Маримо… смеющимся. Он не помнит, какую именно глупость сморозил тогда Луффи, - точнее, не может вытянуть ее из вороха всех прочих глупостей, которые Луффи когда-либо говорил, - но Зоро ржал над ней, как ненормальный, закрывая лицо рукой и зачем-то отворачиваясь от довольно хихикающего капитана.
Смех у Зоро был отрывистый, сдавленный, хриплый и со стороны выходило, будто бы смеяться – не скалиться зло и весело, не усмехаться краем рта, а вот так, по-настоящему, - ему до ужаса непривычно, будто бы до Луффи он не смеялся вовсе, и теперь только учится…
Санджи, только что спустившийся с камбуза, так и застыл с подносом в руке. Смотрел на веселящегося Зоро, как на откровение какое-то, чуть ли рот не открыв от изумления, пока тот не поймал его взгляд, не успокоился – мгновенно, как будто маску надел, - и не состроил привычную уже раздраженную рожу.
Не пялься, мол, когда не следует.
Санджи тогда просто отвел глаза и улыбнулся, подавая коктейль ослепительной Нами-сан, будто бы ничего и не произошло. И даже сам себя убедил в том, что нет ему никакого дела ни до Маримо, ни до смеха его идиотского.
Тем более – и это почему-то цепляло больше всего, - что и смеялся-то Зоро не для него и не с ним.

…

Этот случай Санджи помнит отчетливо. Дальше пара месяцев их плавания сливаются в одну сплошную череду – Логтаун и несостоявшаяся казнь Луффи, Ред Лайн и Лабун, Виски Пик с его прекрасными женщинами и первая встреча с Барок Воркс, великолепная Виви-чан, любовь к которой почти затмила для Санджи любовь к Нами-сан, Чоппер… Арабаста.
Тягучий, густой от жары воздух. Желтый песок и синее – синéе даже, чем над морем, - небо. Заполненная людьми, бурлящая жизнью, вечно куда-то спешащая Нанохана. Манящие запахи незнакомых специй из-за дверей таверн и магазинов. Сладкие шлейфы женских духов, тонкие гибкие фигурки, еле прикрытые полупрозрачной тканью, блики солнца на длинных волосах, - почему-то в море Санджи почти не вспоминал о том, сколько месяцев у него никого не было, а теперь осознание заставило его ужаснуться собственной выдержке. И, конечно же, сразу… захотелось. До невозможности, до мысленных призывов к спокойствию и угрюмо – совсем как у Маримо, ну надо же, - сжатых челюстей. Желание было почти болезненным, иссушало почище любой жажды, не давало спать и заставляло ненавидеть себя за кощунственные мысли о Нами-сан и Виви-чан…
Перепалки Санджи с Зоро никогда не были такими яростными, как в Арабасте. Видимо, тому тоже приходилось несладко (и даже причина, как понимает теперь Санджи, была похожая), и на явные провокации он поддавался чуть ли не с радостью, видя в них хоть какую-то возможность отвлечься.
Пока Санджи, повалив Маримо на землю во время одной из драк и усевшись сверху, неожиданно не ощутил всю двусмысленность такого положения. Зоро отплевывался и ворчал что-то возмущенное (мордой в песок он окунулся сам, Санджи тут был ни при чем), пытаясь вырваться, а Санджи сжимал ногами его бедра, и… и что-то было не так. Совсем не так. Реакция тела Санджи на близость Зоро, на невнятное рычание, обещающее ему очень, очень много проблем, на злой взгляд и напряженные перед очередным рывком мышцы, - была катастрофически, убийственно неправильной.
Санджи отскочил так быстро, как только смог, про себя молясь, чтобы идиот Маримо ничего не заметил.
Идиот Маримо не заметил. Идиот Маримо просто встал, отряхнулся, фыркнул что-то в ответ на жизнерадостное «А Санджи уделал Зооро, а Зоро наелся пескаа!» капитана, и на этом все закончилось.
Ну, то есть, для Зоро закончилось. А Санджи вскоре поймал себя на том, что грязные фантазии с участием Нами-сан и Виви-чан были еще не самым мерзким из того, о чем он мог думать.
Конечно, во всем были виноваты гормоны, неудовлетворенность, постоянная тревога из-за того, что их могли убить в любую минуту и – да, Санджи пришлось себе в этом признаться, - то, что в непривычном длинном одеянии Маримо выглядел весьма… интересно. Но от постоянного мысленного перечисления всевозможных причин Санджи легче не становилось. Наоборот, желание прикоснуться к Зоро хотя бы кончиками пальцев (а лучше – притянуть к себе за воротник и целовать, пока хватит дыхания, а еще лучше… здесь Санджи каждый раз тщетно пытался остановиться, чувствуя себя последним ублюдком) становилось все нестерпимей. И Санджи готов был благословить пустынных чудовищ, дозорных, Крокодайла и его агентов, - всех тех, на кого нужно было отвлекаться, тратить силы, чтобы убегать, убивать, думать о том, как спасти своих и не попасться…
В Арабасте он, как и все остальные, умудрился довести себя до полусмерти от усталости. Когда все закончилось и стало можно расслабиться, Санджи не был уверен, обессиленно падая на мокрые от дождя булыжники в одной из подворотен Алубарны, что откроет глаза снова.
Но – открыл. Очнулся от еле слышного разговора Нами-сан и Виви-чан и подумал было, что попал в рай, но в следующую секунду Зоро что-то проворчал, присоединяясь к беседе, и Санджи понял, что до рая ему еще ох как далеко.
А потом были три жутких дня, когда все ждали пробуждения Луффи, дурея от неожиданного безделья и роскошных условий, в которых им посчастливилось оказаться. Нами-сан пропадала в дворцовой библиотеке, Виви-чан неотлучно сидела при капитане, помогая Чопперу, Усопп сбегал в город – бесцельно бродить по улицам и болтать с рабочими, ремонтировавшими разрушенные дома.
Сам Санджи то присоединялся к кому-то из них, то ошивался на кухне, старательно подлизываясь к поварам, то просто гулял по Алубарне, пряча руки в карманах и улыбаясь встречным девушкам. «Леди, если бы вы только знали…».
Он бешено тосковал по возможности готовить. Мерри, с ее камбузом, была на другой стороне острова, дворцовые повара пирата к готовке, естественно, не подпускали, и обожаемая работа снилась ему по ночам – с запахами свежей выпечки, шипением горячего масла на сковородке, с ощущением будоражащего вдохновения, которое всегда приходило к Санджи, стоило ему взять в руку кухонный нож… Это вдохновение, он точно знал, могло отвлечь его от любых лишних и ненужных мыслей. Заставить думать только о том, как накормить прожорливую ораву придурков-пиратов – а не о светлых глазах, смуглой коже и широких плечах одного из этих придурков. Лучшего из них, черт бы его побрал.
Зоро уходил из дворца с рассветом и возвращался, когда уже начинало темнеть, еле дыша от усталости и зажимая в очередной раз разошедшиеся раны. Чоппер орал на него так, что даже Луффи начинал хмуриться, не просыпаясь, но Зоро только закатывал глаза и ворчливо заявлял, что воин не должен терять форму и что плевать ему на раны.
Санджи не верил Зоро ни на секунду – наверное, просто потому, что успел уже к тому моменту привыкнуть внимательно наблюдать за каждым его движением. Никто, кроме Санджи, не замечал редких взглядов Зоро на кровать, где, разметавшись, раскинув руки и постоянно скидывая на пол тонкое одеяло, беззастенчиво дрых их капитан. Зоро просто смотрел, молча и спокойно; только морщинка на лбу становилась глубже, да ноздри раздувались, словно ему вдруг переставало хватать воздуха.
Совсем как Санджи - при одном только взгляде на самого Зоро.
И это было бы смешно до безумия, если бы не было так нестерпимо больно, - и даже на напряжение или бушующие гормоны все списать уже не получалось. Первое отпустило еще тогда, когда с неба Арабасты упали первые капли дождя и король Кобра вынес Луффи из развалин, а второе… После того, как Санджи пришлось закусить губу чуть ли не до крови, чтобы не выдохнуть имя Зоро прямо в прелестное ушко одной из служанок принцессы Виви, неожиданно отозвавшейся на его ухаживания вполне конкретным предложением, - он понял, что и гормоны уже совсем ни при чем.
И ему стало по-настоящему страшно, потому что эти «не-гормоны» не сулили ему ничего хорошего.
А потом Луффи проснулся, переполошил весь дворец своим хохотом, и они убегали по пустыне, как преступники (впрочем, почему – как?), спасались от Дозорных на Мерри, до крови обдирая руки о весла, а потом… Потом все закончилось. Белые паруса Дозора исчезли далеко позади, Чоппер с Усоппом обессиленно рухнули на палубу, Луффи ухмыльнулся и, облокотившись на Зоро, объявил – «Вот и все, народ, а вы боялись…».
Облокотившись. Беззаботно разрушая дистанцию, прижимаясь тощей спиной к груди, запрокидывая голову и глядя на Зоро снизу вверх с идиотской своей восторженной радостью. Зоро посмотрел на него в ответ (Санджи, наверное, позволил бы отрубить себе ногу за блеклое подобие этого взгляда, только адресованное ему, а не капитану) и молча усмехнулся.
Той ночью, Санджи помнит, он не спал почти до рассвета. Сидел на камбузе, обхватив голову руками и зажмурившись, и слушал, сам того не желая, как на палубе задыхается-стонет Луффи. Еще вечером, когда Зоро вызвался дежурить, капитан заявил, что отоспался на неделю вперед и будет дежурить вместе с ним. Кажется, даже Чоппер мгновенно понял, к чему все идет. Робин-чан, к тому моменту плывшая с ними меньше суток, что-то спросила у Нами-сан еле слышным шепотом, и та кивнула, смущенно и совершенно очаровательно покраснев.
И вот теперь Санджи сидел, сжимая в зубах давно погасшую сигарету, и отчаянно старался не думать о происходящем на палубе. О том, как Луффи, наверное, ловил ртом воздух, вцепившись в плечи Зоро и закрыв глаза, и скользил пальцами по коже – по той самой, черт бы ее побрал, коже, у которой наверняка привкус металла и морской соли, - а Зоро затыкал стоны поцелуями, не прекращая двигаться внутри Луффи… Каждый стон капитана – блаженный, на выдохе, без слов даже, потому что, когда так хорошо, слова не нужны, - резал, как по-живому. Вскоре у Луффи перестало хватать сил даже на крики, и стало слышно, как Зоро негромко даже не стонет, а рычит по-звериному. И вот тогда Санджи почувствовал, что все у него внутри вибрирует, переворачивается и рвется на части, потому что с каждым глотком воздуха Зоро хрипло, неразборчиво выдыхал бесконечное - "Луффи. Луффи, Луффи… Луууффи...".
Санджи заткнул уши и зажмурился, но голос Зоро никуда не исчез – остался в его голове утробным рычанием, от которого хотелось вешаться, лезть на стенку, бежать на край света… Что угодно, лишь бы не слышать.
Когда он осторожно открыл глаза и отнял руки от ушей, на палубе уже было тихо. Наверное, двое уже уснули.

…

Это отвратительно. Это недостойно джентльмена, каким он себя считает, это унижает и приводит в ужас, это… болит.
Эта чертова «любовь» - да нет, никакая не любовь, не бывает такой любви, уж Санджи-то в этом уверен, - кажется осязаемой, живой и явно враждебной. Она ворочается где-то внутри него, мешает дышать комом в горле, скребет изнутри по ребрам, оставляя жуткие раны, которые не успевают рубцеваться…
Санджи иногда даже начинает казаться, что она вот-вот прорвет его кожу насквозь, вылезет наружу жесткими колючками, и все сразу каким-то волшебным образом догадаются, что это такое. То-то крику будет, наверное.
Наверное, в Санджи и впрямь «слишком много любви», как и говорил Зефф. Ее хватает и на неослабевающее восхищение красотой Нами-сан и Робин-чан, и на то, чтобы не возненавидеть капитана (хотя кто вообще, находясь в здравом уме, смог бы ненавидеть Луффи дольше пяти минут подряд?), и даже на то – и здесь Санджи чувствует себя просто героем, - чтобы Зоро ни о чем не подозревал.
Какая-то часть Санджи продолжает жить, как раньше: готовить, драться, когда нужно, флиртовать с красивыми женщинами, варить кофе для Робин-чан, самозабвенно ругаться с Маримо, курить сигареты одну за одной… Другая часть – та самая, в которую ежеминутно впиваются колючие иглы, - похожа на приемник, настроенный на одну волну. И эта волна – Зоро.

…

Зоро залпом допивает последние глотки из бутылки, ставит ее на землю и встает. Санджи не смотрит на него, Санджи изгибается в танце, Санджи скачет, как ополоумевший, вокруг костра, и длинные изломанные тени пляшут у него перед глазами, но он просто знает, что Зоро - встал.
Потянулся. Склонил голову набок. Окинул круг танцующих спокойным взглядом. Развернулся и ушел куда-то в темноту, кажущуюся еще более непроницаемой из-за жаркого света костра, который искрит у Санджи за спиной.
От круга тут же отделяется тощая фигура, в слаженном хоре становится на один голос меньше; Луффи поправляет на макушке шляпу и уходит – почти убегает, не терпится ему, наверное, - в темноту следом за Зоро.
Санджи протанцовывает еще полкруга, машинально выполняя руками и ногами нужные движения, потом зачем-то останавливается, глядя сквозь пламя на тот проем между деревьями, в котором скрылись Зоро с Луффи.
Кто-то подбрасывает в костер сухих веток, вихрь искр взметается выше крон деревьев, и тень на секунду отступает от края поляны глубже в лес. И в эту самую секунду Луффи догоняет Зоро и вцепляется в его руку, серьезно заглядывает в глаза, тянет вперед – быстрее, мол, быстрее…
Санджи смотрит им вслед – просто так, без всякого выражения, отвернувшись, когда между деревьями снова темнеет. Просто – посмотрел, отметил, принял к сведению, ничего особенного, подумаешь, ушли вдвоем…
Подумаешь – сейчас Зоро, должно быть, уже прижимает Луффи к шершавому стволу дерева, а тот лезет ему под майку руками, пальцами ведет по горячей коже, дышит тяжело и подставляет беззащитную шею.
Подумаешь – у Зоро в темноте глаза кажутся огромными и дикими, как у зверя, и жарко становится от одного взгляда.
Подумаешь – они оба не произнесут ни слова, будут молчать до тех пор, пока смогут сдерживаться, им, наверное, сегодня хочется – в тишине…
«А ну стоп, - вдруг отчетливо произносит кто-то у Санджи в голове. Голос похож на зеффов, и кок отвлеченно думает, как же хорошо, что старикан его сейчас не видит: убил бы ведь, наверняка убил бы, - Ты о чем думаешь вообще, идиот?! Ты себе еще хуже хочешь сделать?».
Санджи уходит подальше от костра и садится под деревом, укрывшись за широким стволом и тупо уставившись вперед, в темноту.
Куда уж хуже, мог бы ответить он. И так уже ночь кажется удушающе жаркой, воздух - отравленным, один-единственный вдох дается неимоверным трудом, и что-то в груди отзывается на очередную порцию воздуха колючей раздирающей болью, от которой хочется скрипеть зубами или сухо, униженно всхлипывать.
И Санджи прекрасно понимает, что воздух тут ни при чем. Просто Зоро позвал, и Луффи пошел, и им даже слова не нужны, а до него им сейчас нет ни малейшего дела.
Им. Зоро и Луффи. Зоро.
В голове у Санджи пусто, как в холодильнике после набега капитана, только валяется тухлым яйцом где-то в углу мерзкая мысль – «Допрыгался. И что теперь?..».
Он не знает, что теперь.
Теперь можно медленно и осторожно достать из кармана сигаретную пачку, вытянуть последнюю сигарету и закурить, запрокинув голову назад и глядя на плывущие над головой черные на фиолетовом небе облака.
Приглушенный вой волков, оставшихся скакать возле костра, кажется сейчас самым уместным звуком – Санджи даже на секунду представляет, как подхватил бы это долгое «Аууу…», будь оно тоскливым, а не сумасшедше-радостным.
Выть на луну, давиться слезами, бить кулаками по земле, не жалея рук, ругаться в голос хочется неимоверно. Пойти и посмотреть на Зоро и Луффи хотя бы мельком, издалека, не выдавая себя, - тянет скопившееся в паху горячее возбуждение, почти-боль, в которой нет сейчас ни капли сладости.
Санджи не двигается с места и не издает ни звука. Он уже знает, что такие моменты лучше пережидать в тишине.
Когда он возвращается к костру, пляски уже окончены, волки и люди вповалку спят прямо на земле. Нами-сан, восхитительно счастливая даже во сне, обнимает пустую кружку из-под волчьего пойла.
Луффи дрыхнет, раскинувшись на спине и обняв за пушистые шеи двух волков сразу. В неверном свете догорающего костра Санджи не может разглядеть выражения его лица… да и не очень хочет. Оно тоже блаженное, он в этом уверен. Луффи же был - с Зоро, разве может у него быть другое лицо?
Наткнувшись взглядом на широкую спину в темной майке – Зоро сидит спиной к лагерю и отчаянно пытается не заснуть, опершись на свои катаны и изображая бдительного охранника, - Санджи просто закрывает глаза.
Не смотри. Только больнее будет.
Вопреки всем ожиданиям, он засыпает почти мгновенно, и до самого утра из черного провала без сновидений его не вытягивают ни вопли Усоппа, увидавшего возле Мерри привидение, ни сонное ворчание волков, ни жуткие голоса южноптиц где-то в глубине леса.